– Ты сможешь понять, что для меня очень внезапно это? – спросила она, покосившись через плечо.

– Что именно? – насторожился я, невольно спеленывая руками ее еще крепче.

Она же не собирается сейчас сказать, что в процессе траха, пока моя крыша парила в неизвестной кайфовой дали обдумала все и решила, что мое предложение быть полностью вместе – перебор?

– Вот это совместное существование сходу и во всем. Этого многовато сразу.

А, то есть Женька не против в принципе, просто нужен… как же это… период привыкания, да?

– Ты о том, что привыкла быть одна, и я могу тебя бесить, мельтеша постоянно перед глазами?

– Не то чтобы… – она запнулась, вздохнула и ответила честно. – Да. Вдруг мы начнем ссориться из-за этого? Я начну срываться.

Воронова вздрогнула, напоминая, что так-то не май месяц, а в комнатах тут повсюду сквозняки, и я вскочил, поднимая и ее на ноги, и стал натягивать первую попавшуюся под руку футболку, мою, как оказалось.

– Слушай, Жень, у меня тоже ни черта нет опыта вот такого совместного сосуществования с девушкой, так что не вижу проблемы в том, что мы можем иногда и раздражаться притираясь. Можно, в конце концов, придумать какое-нибудь правило, чтобы это случалось реже. Типа, если ты развернулась и ушла в свою комнату, то я тебя слегка достал, и значит нужно побыть одной. А я пойму и не стану соваться, пока сама не выйдешь.

– А ты если в свою, то я не стану лезть к тебе? – она послушно подняла ногу, когда я взялся натягивать на нее обратно лосины, забыв о трусах. Конечно, совершенно случайно. Как и, естественно, случайно чмокнул в лобок. Я что, виноват, что губы притянуло? Гравитация, непреодолимые силы природы. – Эй!

– Нет. Мне пока сложно представить себе ситуацию, даже конфликтную, после которой я бы не захотел, чтобы ты сама лезла ко мне. Но если она вдруг приключится, обещаю тебе прямо сообщить об этом. Что-то еще тебя беспокоит?

Закончив с одеванием Вороновой, я стал натягивать одежду и на себя, поглядывая на Женьку, опять медлящую и над чем-то явно раздумывающую.

– Блин, Жень, ну говори ты! – не выдержал уже, потянув ее на кухню.

– Как насчет измен?

– Чего?! – опешил я.

– Я вряд ли способна буду закрывать на это глаза, Миша, – тихо ответила Льдина и поправилась уже гораздо тверже. – Совершенно точно не смогу и не буду.

– Ты мною не делишься, я тобой – тем более. Решили? – с готовностью предложил я, и Женька кивнула, а ее плечи расслабились. – Как насчет жареного картофана с колбасой, пока я елку ставлю?

– Запросто, – согласилась Воронова и снова покосилась.

– Что, Жень?

– Ты правда никогда не жил вместе с девушкой?

– Не-а. Клянусь! У меня вообще раньше девушек не было.

– В смысле?

– Эй, ты же не подумала ничего эдакого, нет? Это моя мама сказала мне сегодня, что, оказывается я никого и никогда не представлял как «моя девушка», а вовсе не потому, что… Так, стоп! – тормознул я сам себя. Дебил совсем что ли? Еще бы начал весь свой послужной список ей озвучивать.

– Миш, спокойно, я отдаю себе отчет, что мы оба не девственники. С этим нет проблем.

– Да?

– Да, Сойкин. Никакой ревности к прошлому. – Вот! Вот, о чем я говорю, разве эта девушка может быть реальной, а?

Такая красивая, что просто смотрю и дурею, секс с ней на отвал башки, еще и это.

– Но и никаких поблажек в настоящем. Вряд ли я умею давать второй шанс, понимаешь?

Ладно. Не все так радужно. Но я ведь пока не ощущаю в себе потребности оказаться нуждающимся в этом самом втором шансе. Что странно. Партнерша, начавшая ставить условия, для меня всегда равнялась бывшей партнерше. Ага, видимо, в этом и заключается разница между понятиями «моя девушка» и «девушка, с которой у тебя что-то было». Прикольно.

– Понимаю, Жень. Я по жизни не склонен лгать. У нас все по-честному будет. Жизнь есть жизнь, и мало ли как там пойдет. Но обещаю, я никогда не унижу тебя какими-то шашнями за спиной. Если что-то и изменится между нами – ты узнаешь это от меня и первой, а не когда-то потом и от других людей. В ответ жду того же.

Женька смотрела мне в глаза очень пристально, словно желая проникнуть в разум, и, очень надеюсь, находила то, что необходимо для рождения нашего доверия. А потом протянула мне руку, и… я чуть не скончался во всех смыслах на месте. Потому что она улыбнулась. Едва-едва, скорее уж наметив движением губ, но это было о**ительно. Я знал, знал!

Глава 23

Ворона

Возвращаться обратно в жизнь, оказывается, так легко, хоть и страшно до того, что меня то и дело могло столбняком к месту примораживать. Вот только с Сойкой у этих столбняков не было ни единого шанса на раскачать панические мысли и распахнуть двери в болезненные глубины. Это не человек, а какой-то ходячий фейерверк, взрывная смесь из постоянного движняка, пошлых приставаний вперемешку с нежностями почти на грани восхищенного сюсюканья, улыбок, на которые не откликнуться невозможно, и оптимизма, в исполнении Михаила, настолько настоящего, искреннего, что он срабатывал как прямая внутривенная инъекция в мое сознание, причем зачастую струйная. Абсолютно невозможно было от Сойки, что называется, глаз отвести, не тогда, когда я сама постоянно ощущала себя центром его внимания, чем бы он в эту секунду не занимался.

Спать мы легли, а уж точнее сказать – вырубились где-то в районе шести утра. По крайней мере, за окном уже стало обозначиваться нечто вроде первых признаков рассвета. Ставить елку в облезлый угол с трещинами в штукатурке Михаил отказался наотрез.

– Да посмотри, тут зашпаклевать все – полчаса делов, а только чуток прихватится, пройдемся водоэмульсионкой, и будет красота же! – заявил он с такой незамутненной убежденностью, что я возражать не стала. Это же Сойка и его вечное «все будет хорошо и запросто, потому что по-другому и быть не может».

В итоге ремонт угла для елки обернулся тем, что окрашенной в мягкий желто-оранжевый цвет оказалась вся кухня, отчего даже при искусственном освещении помещение чудилось наполненным солнечным светом. В процессе Миша выволок на лестничную площадку четыре старые, брошенные при переезде соседями плиты, благо газовики давно заглушили и даже срезали лишние трубы. От моей помощи в перемещении тяжеленных железных бандур Сойкин отказался крайне категорично и волок их с душераздирающим скрипом. Но местным полам хуже, чем есть, сделать вряд ли возможно, а способных пожаловаться на шум в половине первого ночи соседей у нас, к счастью, не было.

Зато мне Миша вручил валик, доверив покраску стен, после того как сам уже разобрался с потолком и выглядел к тому моменту весьма живописно, обляпанный краской. Но на стенах, плитах и потолке его бешеная энергия не иссякла. Решив, что нет предела совершенству, он снял ту самую приглянувшуюся ему люстру в пустующей комнате и повесил ее на кухне. А после того, как мы отмыли пол, последовал новый раунд скрипа и скрежета и сюда же переехал диван, круглый стол из его комнаты, и на свои места по углам и у окна вернулись колонки и музыкальный центр, только теперь он стоял на большом столе.

– Я из дома телек свой притарабаню, и будет у нас тут шикардос! – оглядел поле своих свершений Сойкин после установки елки.

– Значит ли это, что на сегодня ты уже угомонился? – зевнув, спросила его.

– Что-то мне подсказывает, что заикнись я о покраске окна, и ты меня пристукнешь.

– У тебя очень развита интуиция, – подтвердила я, давя новый зевок.

– Тем более вонять будет, и спать в таком вредно. И елку мы сможем завтра нарядить.

– Согласна. Можем мы уже спать?

– Конечно. Но в общем, как тебе, Жень? Если не нравится – давай переделаем.

– Ну нет! – решительно, а точнее испуганно, отперлась я. – Только в душ и спать!

– Я же не имел в виду сейчас, Же-е-ень! – увязался Миша следом. – Эй, я тебя уже раздражаю?

– Нет.

– Ну напрягаю чуток?

– Нет.