– Малость подбешиваю?

– Не-е-ет! Я просто адски хочу уже спать.

– А твое «в душ и спать» включает и меня?

Я только неопределенно взмахнула рукой, мол, делай как хочешь. Ну не может же быть, чтобы после всего этого у него остались еще силы и на сексуальные подвиги. Но через насколько минут выяснилось, что очень даже может, и самое удивительное, что и у меня они нашлись.

На обратной дороге из ванной я заглянула на кухню, которая теперь и без света выглядела совершенно иначе, и пахло тут по-другому. Даже бледный мерзлый свет уличного фонаря, отраженный стенами, наполнялся теплом. Мне внезапно, не взирая на сонливость и усталость очень захотелось узнать, как же зазвучит любимая музыка в этом старом-новом пространстве.

Подошла к центру, выбрала диск и трек. «Summer Moved On» от волшебников «A-ha» полилось как обычно мягко, вкрадчиво и естественно одновременно, как долгий глубокий вдох, который ты делаешь, уловив знакомый и прекрасный аромат, кайфуя от того, как волоски встают на всем теле. И именно в этот момент Сойкин бесшумно появился и обнял меня со спины. Спина окаменела на несколько мгновений, отражая внутреннее сопротивление от вторжения в такую мою интимность. Губы коснулись моей шеи, не целуя, а лишь прижавшись к коже, сильные руки захватили, укутали, но тем и ограничились, словно Миша смог почувствовать, что сейчас любая ласка будет излишней. Он всего лишь обнял и перенес вес с ноги на ногу, не вовлекая в примитивное подобие танца, а скорее уж укачивая. И я смогла вдруг легко выдохнуть, осознав, что задержала дыхание. И железные холодные ленты, полегшие вдоль позвоночника, размягчились и согрелись. Я позволила Сойкину мягко увлечь меня на диван, что он приволок сюда, и уложить, пристроив мою голову на своем плече.

А следующее, что осознала – въедливый звук, упрямо повторяющийся раз за разом. Мою голову подбросило слегка, Сойкин завозился, осторожно вытаскивая свое плечо из-под моего уха.

– Какого черта? – сипло проворчала, осознав, что сходу разлепить как-будто склеенные веки не выходит, а стоит появиться щелке между ними, и тут же глаза режет от яркого света.

– Прости, Жень, это мой телефон. – пробормотал Миша, и диван заскрипел и закачал меня, как на волнах. – Спи дальше. – И глуше и явно уже не мне: – Привет. Ага… Не, нормально… Что у нас?.. А-а-ага. Понял. Понял. Как давно? Ясно. Хреново. Где сбор? Понял. Буду минут через тридцать, – его голос отдалился, а потом приблизился, и меня накрыло чуть ли не до макушки одеялом. – Не-не-не, все норм, говорю же. Я выходной, так что вообще без проблем. Да, прихвачу. Скажи пусть минут через двадцать пять выходят. Все, до встречи.

– Что-то случилось? – спросила, высовываясь из-под одеяла и продирая-таки глаза. При свете дня стены чудились эдаким цветовым легким ожогом. Очень бодрит, однако.

– Мне отъехать надо, Жень. Я кому-нибудь из парней звякну, чтобы приехали и подежурили, лады? Просто я не знаю, как быстро смогу вернуться. – Зашумела вода, и Сойкин щелкнул тумблером чайника. Горячие губы чмокнули меня в скулу и тут же исчезли. – Все, я собираться.

Я скинула одеяло, поднялась и пошла за ним.

– Ты мне внятно сказать можешь, что случилось-то? – спросила, наблюдая как он быстро, но без всякой суеты одевается.

– Старшой нашей волонтерской группы клич кинул – девушка одна с работы вчера не дошла.

Я моргнула в недоумении.

– Твоя знакомая?

– Не-а. Я ее не знаю совсем, – мотнул головой Сойкин, продолжая утепляться.

– Хм… Тогда почему… в смысле, разве этим не должна полиция заниматься?

Миша вытащил из древнего шифоньера объемный рюкзак, извлек из него термос литра на два и пошел обратно на кухню, снова чмокнув в висок.

– Девчонка совершеннолетняя, по закону заяву примут только через трое суток. Типа взрослая, могла загулять, у парня остаться, ну сама же уже убедилась, как они работают, – ответил он, закидывая в термос ложками кофе и сахар и заливая кипятком.

– Но ведь она, и правда, могла.

– Нет. Мать ее говорит, что девочка очень серьезная и обязательная. Загулять в принципе не в ее натуре, а уж тем более не позвонить матери.

– Все бывает впервые.

– Бывает, Жень. Но лучше же ложную тревогу отработать, чем отмахнуться, и человек сгинет. И так мать смогла с нашими связаться только утром, а на улице мороз. Столько времени упущено.

– Который час? – все еще в офигее спросила его.

– Полвосьмого.

– То есть ты, после того, как вчера тут мебель таскал и стены красил до утра почти, намерен в полвосьмого ломануться спасать абсолютно постороннюю девушку?

– Стены красила как раз ты, – подмигнул мне до возмутительного бодрый Сойка. – А пол и возраст возможно попавшего в беду человека значения не имеет, Жень.

– Ясно-о-о, – протянула я, обдумывая. – А у тебя будет несколько минут на подождать пока и я оденусь на выход?

– Жень, ну нафига, ложись доспи еще. Тебе отдохнуть нужно.

– А тебе, стало быть не нужно, – отмахнулась я, уже направляясь в свою комнату.

– Да что мне будет, лосю двужильному!

– Ну вот, и мне.

– Жень, зачем? – пошел теперь он за мной по пятам. – Ты же не подозреваешь, что я типа нашел повод свалить, и все такое?

– А ты нашел?

– Нет! Да если бы не такое – меня от тебя и ломом не отдерешь. Дурак я что ли. Я только тебя уболтал на все по-серьезному и пойду куда-то на приключения? На кой мне это? Ух ты! – я оглянулась и увидела, что он уставился на аквариум, замерев на пороге моей комнаты, и пробормотал тихо и непонятно: – Рыбки, вот же зараза.

– Я же согласилась на твое по-серьезному и думаю должна знать сразу, потяну ли отношения с тобой, Миш, – пояснила я свое намерение, не обратив внимания на эти его слова.

– А ну погоди! – мигом встревожился Сойкин. – С какой такой стати ты решила, что должна что-то там потянуть?

– Миш, мы же торопимся, – напомнила ему, натягивая утепленные штаны, издававшие фееричное шуршание. – Ты сказал время дорого.

– Так и есть. Но я хочу знать, черт возьми, есть ли вероятность, что ты по каким-нибудь придолбнутым причинам решишь, что что-то там не вытягиваешь и поставишь крест на нас? – потребовал Сойкин ответа с абсолютно серьезным, и я бы даже сказала – слегка грозным видом.

– А ты желаешь оставить это право исключительно за собой, когда осознаешь то, о чем я тебе сразу и говорила – мы очень разные люди?

– Я за собой желаю оставить тебя, Жень. И ничего из того, насколько мы там разные или одинаковые, не может на это повлиять, поняла? – он шагнул ближе и схватил меня за плечи и тряхнул слегка, вынуждая смотреть ему в лицо. – Считаешь меня ебана… придурком, срывающимся на помощь непонятно кому и зачем – считай, Жень. Но, блин, не вздумай сочинить из этого причину для сраного «нам не по пути»!

Надо же, наблюдаю редчайшее явление – катастрофически серьезный Сойка!

– Ладно, я тебя услышала. Но можно я уже оденусь, и все же смогу сама оценить степень твоей… хм… придурочности, увидев в реале, куда же ты срываешься.

– Можно, если пообещаешь не пнуть меня под зад, даже если покажусь тебе наипридурковатейшим из всех возможных придурков.

– Договорились, – кивнула, и Миша облегченно выдохнул, хоть и продолжал поглядывать на меня настороженно.

Из дома мы выехали пятнадцать минут спустя, успев еще в четыре руки нарезать и завернуть кучу бутербродов, и по пути хлебали кофе из одной здоровенной кружки, стараясь не облиться на кочках и поворотах. На очередном перекрестке Миша притормозил у обочины, и в салон ввалилось двое девушек и парень, которые шумно поздоровались с Сойкиным. Но вот стоило ему представить меня, как свою подругу, так девушки притихли и помрачнели, улыбался и заверял, что очень рад знакомству, меня только парень, звали которого Арсений.

– Короче, райончик поиска у нас тот еще в этот раз, – принялся рассказывать он. – Сплошные производственные объекты и пара строек заброшенных. Эта наша Мила, по утверждению матери, через них срезала дорогу домой только если не одна шла или летом, пока по светлому с работы возвращалась. Адекватная вполне, не экстремалка какая-то. Но дело такое, они вчера вечером чуток отметили всем коллективом Наступающий, и есть вероятность, что девушка немного силы не рассчитала, оно же часто алкоголь смелости придает.